E-BOOKS

Frankenstein; or, the Modern Prometheus
by Mary Wollstonecraft (Godwin) Shelley
→ «Франкенштейн, или Современный Прометей»
Мэри Шелли

- I -

I am by birth a Genevese, and my family is one of the most distinguished of that republic.
→Я житель Женевы; мои родные принадлежат к числу самых именитых граждан республики.

My ancestors had been for many years counsellors and syndics, and my father had filled several public situations with honour and reputation.
→Мои предки много лет были советниками и синдиками; отец также с честью отправлял ряд общественных должностей.

He was respected by all who knew him for his integrity and indefatigable attention to public business.
→Он пользовался уважением всех знавших его за честность и усердие на общественном поприще.

He passed his younger days perpetually occupied by the affairs of his country;
→Молодость его была всецело посвящена служению стране;

a variety of circumstances had prevented his marrying early, nor was it until the decline of life that he became a husband and the father of a family.
→Молодость его была всецело посвящена служению стране; некоторые обстоятельства помешали ему рано жениться, и он лишь на склоне лет стал супругом и отцом.

As the circumstances of his marriage illustrate his character, I cannot refrain from relating them.
→Обстоятельства его брака столь ярко рисуют его характер, что я должен о них поведать.

One of his most intimate friends was a merchant who, from a flourishing state, fell, through numerous mischances, into poverty.
→ Среди его ближайших друзей был один негоциант, который вследствие многочисленных неудач превратился из богатого человека в бедняка.

This man, whose name was Beaufort, was of a proud and unbending disposition and could not bear to live in poverty and oblivion in the same country where he had formerly been distinguished for his rank and magnificence.
→Этот человек, по фамилии Бофор, обладал гордым и непреклонным нравом и не мог жить в нищете и забвении там, где прежде имел богатство и почет. Having paid his debts, therefore, in the most honourable manner, he retreated with his daughter to the town of Lucerne, where he lived unknown and in wretchedness.
→Поэтому, честно расплатившись с кредиторами, он переехал со своей дочерью в Люцерн, где жил в бедности и уединении.

My father loved Beaufort with the truest friendship and was deeply grieved by his retreat in these unfortunate circumstances.
→Отец мой питал к Бофору самую преданную дружбу и был немало огорчен его отъездом при столь печальных обстоятельствах.

He bitterly deplored the false pride which led his friend to a conduct so little worthy of the affection that united them.
→Он горько сожалел о ложной гордости, подсказавшей его другу поступок, столь недостойный их дружбы.

He lost no time in endeavouring to seek him out, with the hope of persuading him to begin the world again through his credit and assistance.
→Он тотчас же принялся разыскивать Бофора, надеясь убедить его начать жизнь сначала и воспользоватъся его поддержкой.

Beaufort had taken effectual measures to conceal himself, and it was ten months before my father discovered his abode.
→Бофор всячески постарался скрыть свое местопребывание, в отцу понадобилось целых десять месяцев, чтобы его отыскать.

Overjoyed at this discovery, he hastened to the house, which was situated in a mean street near the Reuss.
→Обрадованный, он поспешил к его дому, находившемуся в убогой улочке вблизи Реймса.

But when he entered, misery and despair alone welcomed him.
→Но там он увидел отчаяние и горе.

Beaufort had saved but a very small sum of money from the wreck of his fortunes, but it was sufficient to provide him with sustenance for some months,
→После крушения Бофору удалось сохранить лишь небольшую сумму денег, достаточную, чтобы кое-как перебиться несколько месяцев;

and in the meantime he hoped to procure some respectable employment in a merchant’s house.
→тем временем он надеялся получить работу в каком-нибудь торговом доме.

The interval was, consequently, spent in inaction; his grief only became more deep and rankling when he had leisure for reflection,
→Таким образом, первые месяцы прошли в бездействии.

and at length it took so fast hold of his mind that at the end of three months he lay on a bed of sickness, incapable of any exertion.
→Горе его усугублялось оттого, что он имел время на размышления, и наконец так овладело им, что на исходе третьего месяца он слег и уже ничего не мог предпринять.

His daughter attended him with the greatest tenderness, but she saw with despair that their little fund was rapidly decreasing and that there was no other prospect of support.
→Дочь ухаживала за ним с нежной заботливостью, но в отчаянии видела, что их скудные запасы быстро тают, а других источников не предвиделось. But Caroline Beaufort possessed a mind of an uncommon mould, and her courage rose to support her in her adversity.
→Однако Каролина Бофор была натурой незаурядной, и мужество не оставило ее в несчастье.

She procured plain work; she plaited straw and by various means contrived to earn a pittance scarcely sufficient to support life.
→ Она стала шить, плести из соломки, и ей удавалось зарабатывать жалкие гроши, едва достаточные для поддержания жизни.

Several months passed in this manner. Her father grew worse;
→Так прошло несколько месяцев. Отцу ее становилось все хуже;

her time was more entirely occupied in attending him; her means of subsistence decreased; and in the tenth month her father died in her arms, leaving her an orphan and a beggar.
→уход за ним отнимал у нее почти все время; добывать деньги стало труднее; а на десятом месяце отец скончался на ее руках, оставив ее сиротою и нищей.

This last blow overcame her, and she knelt by Beaufort’s coffin weeping bitterly, when my father entered the chamber.
→ Последний удар сразил ее; горько рыдая, она упала на колени у гроба Бофора;

He came like a protecting spirit to the poor girl, who committed herself to his care;
→Он явился к бедной девушке как добрый гений, и она отдалась под его покровительство.

and after the interment of his friend he conducted her to Geneva and placed her under the protection of a relation.
→Похоронив своего друга, он отвез ее в Женеву, по- ручив заботам своей родственницы.

Two years after this event Caroline became his wife.
→Два года спустя Каролина стала его женой.

There was a considerable difference between the ages of my parents, but this circumstance seemed to unite them only closer in bonds of devoted affection.
→Между моими родителями была значительная разница в возрасте, но это обстоятельство, казалось, еще прочнее скрепляло их нежный союз.

There was a sense of justice in my father’s upright mind which rendered it necessary that he should approve highly to love strongly.
→Отцу моему было свойственно чувство справедливости; он не мыслил себе любви без уважения.

Perhaps during former years he had suffered from the late-discovered unworthiness of one beloved and so was disposed to set a greater value on tried worth.
→Должно быть, в молодые годы он перестрадал, слишком поздно узнав, что предмет его любви был ее недостоин, и потому особенно ценил душевные качества, проверенные тяжкими испытаниями.

There was a show of gratitude and worship in his attachment to my mother, differing wholly from the doting fondness of age,
→В его чувстве к моей матери было благоговение и признательность, отнюдь не похожие на слепую старческую влюбленность;

for it was inspired by reverence for her virtues and a desire to be the means of, in some degree, recompensing her for the sorrows she had endured, but which gave inexpressible grace to his behaviour to her.
→они были внушены восхищением перед ее достоинствами и желанием хоть немного вознаградить ее за перенесенные бедствия, что придавало удивительное благородство его отношению к ней.

Everything was made to yield to her wishes and her convenience.
→Все в доме подчинялось ее желаниям.

He strove to shelter her, as a fair exotic is sheltered by the gardener, from every rougher wind and to surround her with all that could tend to excite pleasurable emotion in her soft and benevolent mind.
→Он берег ее, как садовник бережет редкостный цветок от каждого дуновения ветра, и окружал всем, что могло приносить радость ее нежной душе.

Her health, and even the tranquillity of her hitherto constant spirit, had been shaken by what she had gone through.
→Пережитые беды расстроили ее здоровье и поколебали даже ее душевное равновесие.

During the two years that had elapsed previous to their marriage my father had gradually relinquished all his public functions;
→За два года, предшествовавшие их браку, отец постепенно сложил с себя все свои общественные обязанности;

and immediately after their union they sought the pleasant climate of Italy,
→ тотчас после свадьбы они отправились в Италию,

and the change of scene and interest attendant on a tour through that land of wonders, as a restorative for her weakened frame.
→ где мягкий климат, перемена обстановки и новые впечатления, столь обильные в этой стране чудес, послужили ей укрепляющим средством.

From Italy they visited Germany and France.
→Из Италии они поехали в Германию и Францию.

I, their eldest child, was born at Naples, and as an infant accompanied them in their rambles.
→Я, их первенец, родился в Неаполе и первые годы жизни сопровождал их в их странствиях.

I remained for several years their only child.
→В течение нескольких лет я был их единственным ребенком.

Much as they were attached to each other, they seemed to draw inexhaustible stores of affection from a very mine of love to bestow them upon me.
→Как ни были они привязаны друг к другу, у них оставался еще неисчерпаемый запас любви, изливавшейся на меня.

My mother’s tender caresses and my father’s smile of benevolent pleasure while regarding me are my first recollections.
→Нежные ласки матери, добрый взгляд и улыбки отца – таковы мои первые воспоминания.

I was their plaything and their idol, and something better—their child, the innocent and helpless creature bestowed on them by Heaven,
→ Я был их игрушкой и их божком, и еще лучше того – их ребенком, невинным и беспомощным созданием, посланным небесами,

whom to bring up to good, and whose future lot it was in their hands to direct to happiness or misery, according as they fulfilled their duties towards me.
→чтобы научить добру; они держали мою судьбу в своих руках, могли сделать счастливым или несчастным, смотря по тому, как они выполнят свой долг в отношении меня.

For a long time I was their only care.
→Долгое время я был главным предметом их забот.

My mother had much desired to have a daughter, but I continued their single offspring.
→Моей матери очень хотелось иметь дочь, но я оставался их единственным отпрыском.

When I was about five years old, while making an excursion beyond the frontiers of Italy, they passed a week on the shores of the Lake of Como.
→ Когда мне было лет пять, мои родители, во время поездки за пределы Италии, провели неделю на берегу озера Комо.

Their benevolent disposition often made them enter the cottages of the poor.
→Их доброта часто приводила их в хижины бедняков.

This, to my mother, was more than a duty; it was a necessity, a passion—remembering what she had suffered, and how she had been relieved—for her to act in her turn the guardian angel to the afflicted.
→Для моей матери это было больше, чем простым долгом; в память о собственных страданиях и избавлении от них для нее стало потребностью и страстью в свою очередь являться страждущим как ангел-хранитель.

During one of their walks a poor cot in the foldings of a vale attracted their notice as being singularly disconsolate,
→Во время одной из прогулок их внимание привлекла одна особенно убогая хижина в долине,

while the number of half-clothed children gathered about it spoke of penury in its worst shape.
→где было множество оборванных детей и все говорило о крайней нищете.

One day, when my father had gone by himself to Milan, my mother, accompanied by me, visited this abode.
→ Однажды, когда отец отправился в Милан, мать посетила это жилище, взяв с собой и меня.

She found a peasant and his wife, hard working, bent down by care and labour, distributing a scanty meal to five hungry babes.
→Там оказался крестьянин с женой, согбенные трудом и заботами; они делили скудные крохи между пятью голодными детьми.

Among these there was one which attracted my mother far above all the rest. She appeared of a different stock.
→Одна девочка обратила на себя внимание моей матери; она казалась существом какойто иной породы.

The four others were dark-eyed, hardy little vagrants; this child was thin and very fair.
→Четверо других были черноглазые, крепкие маленькие оборвыши; а эта девочка была тоненькая и белокурая.

Her hair was the brightest living gold, and despite the poverty of her clothing, seemed to set a crown of distinction on her head.
→Волосы ее были словно из чистого золота и, несмотря на убогую одежду, венчали ее, как корона.

Her brow was clear and ample, her blue eyes cloudless, and her lips and the moulding of her face so expressive of sensibility and sweetness that none could behold her without looking on her as of a distinct species, a being heaven-sent, and bearing a celestial stamp in all her features.
→У нее был чистый лоб, ясные синие глаза, а губы и все черты лица так прелестны и нежны, что всякому, видевшему ее, она казалась созданием особенным, сошедшим с небес и отмеченным печатью своего небесного рождения.

The peasant woman, perceiving that my mother fixed eyes of wonder and admiration on this lovely girl, eagerly communicated her history.
→Заметив, что моя мать с удивлением и восторгом смотрит на прелестную девочку, крестьянка поспешала рассказать нам ее историю.

She was not her child, but the daughter of a Milanese nobleman. Her mother was a German and had died on giving her birth.
→Это было не их дитя, а дочь одного миланского дворянина. Мать ее была немкой; она умерла при ее рождении.

The infant had been placed with these good people to nurse: they were better off then.
→Ребенка отдали крестьянке, чтобы выкормить грудью; тогда семья была не так бедна.

They had not been long married, and their eldest child was but just born.
→ Они поженились незадолго до того, и у них только что родился первенец.

The father of their charge was one of those Italians nursed in the memory of the antique glory of Italy
→Отец их питомицы был одним из итальянцев, помнивших о древней славе Италии;

—one among the schiavi ognor frementi, who exerted himself to obtain the liberty of his country.
→одним из schiavi ognor frementi ,сремившихся добиться освобождения своей родины.

He became the victim of its weakness. Whether he had died or still lingered in the dungeons of Austria was not known.
→Это его и погубило. Был ли он казнен или все еще томился в австрийской темнице – этого никто не знал.

His property was confiscated; his child became an orphan and a beggar.
→Имущество его было конфисковано, а дочь осталась сиротою и нищей.

She continued with her foster parents and bloomed in their rude abode, fairer than a garden rose among dark-leaved brambles.
→Она росла у своей кормилицы и расцветала в их бедном доме прекраснее, чем садовая роза среди темнолистого терновника.

When my father returned from Milan, he found playing with me in the hall of our villa a child fairer than pictured cherub—a creature who seemed to shed radiance from her looks and whose form and motions were lighter than the chamois of the hills.
→Вернувшись из Милана, мой отец увидел в гостиной нашей виллы играющего со мной ребенка, более прелестного, чем херувим, – существо, словно излучавшее свет, а в движениях легкое, как горная серна.

The apparition was soon explained. With his permission my mother prevailed on her rustic guardians to yield their charge to her.
→Ему объяснили, в чем дело. Получив его разрешение, мать уговорила крестьян отдать ей их питомицу.

They were fond of the sweet orphan. Her presence had seemed a blessing to them,
→Они любили прелестную сиротку. Ее присутствие казалось им небесным благословением,

but it would be unfair to her to keep her in poverty and want when Providence afforded her such powerful protection.
→но жестоко было бы оставить ее в нужде, когда судьба посылала ей таких богатых покровителей.

They consulted their village priest, and the result was that Elizabeth Lavenza became the inmate of my parents’ house
→ Они посовещались с деревенским священником, и вот Элизабет Лавенца стала членом нашей семьи,

—my more than sister—the beautiful and adored companion of all my occupations and my pleasures.
→ моей сестрой и даже более – прекрасной и обожаемой подругой всех моих занятий и игр.

Everyone loved Elizabeth. The passionate and almost reverential attachment with which all regarded her became, while I shared it, my pride and my delight.
→Элизабет была общей любимицей. Я гордился горячей и почти благоговейной привязанностью, которую она внушала всем, и сам разделял ее.

On the evening previous to her being brought to my home, my mother had said playfully, “I have a pretty present for my Victor—tomorrow he shall have it.”
→В день, когда она должна была переселиться в наш дом, моя мать шутливо сказала мне: «У меня есть для моего Виктора отличный подарок, завтра он его получит».

And when, on the morrow, she presented Elizabeth to me as her promised gift, I, with childish seriousness, interpreted her words literally and looked upon Elizabeth as mine—mine to protect, love, and cherish.
→Когда она наутро представила мне Элизабет в качестве обещанного подарка, я с детской серьезностью истолковал ее слова в буквальном смысле и стал считать Элизабет моей – порученной мне, чтобы я ее защищал, любил и лелеял.

All praises bestowed on her I received as made to a possession of my own.
→Все расточаемые ей похвалы я принимал как похвалы чему-то мне принадлежащему.

We called each other familiarly by the name of cousin.
→ Мы дружески звали друг друга кузеном и кузиной.

No word, no expression could body forth the kind of relation in which she stood to me—my more than sister, since till death she was to be mine only.
→ Но никакое слово не могло бы выразить мое отношение к ней – она была мне ближе сестры и должна была стать моей навеки.



- II -



We were brought up together;
→Мы воспитывались вместе;

there was not quite a year difference in our ages.
→разница в нашем возрасте была менее года,

I need not say that we were strangers to any species of disunion or dispute.
→нечего и говорить, что ссоры и раздоры были нам чужды.

Harmony was the soul of our companionship, and the diversity and contrast that subsisted in our characters drew us nearer together.
→В наших отношениях царила гармония, и самые различия в наших характерах только сближали нас.

Elizabeth was of a calmer and more concentrated disposition; but, with all my ardour, I was capable of a more intense application and was more deeply smitten with the thirst for knowledge.
→ Элизабет была спокойнее и сдержаннее меня; зато я, при всей моей необузданности, обладал большим упорством в занятиях и неутолимой жаждой знаний.

The world was to me a secret which I desired to divine.
→Мир представлялся мне тайной, которую я стремился постичь.

Curiosity, earnest research to learn the hidden laws of nature, gladness akin to rapture, as they were unfolded to me, are among the earliest sensations I can remember.
→В самом раннем детстве во мне проявлялись уже любознательность, упорное стремление узнать тайные законы природы и восторженная радость познания.

On the birth of a second son, my junior by seven years, my parents gave up entirely their wandering life and fixed themselves in their native country.
→С рождением второго сына – спустя семь лет после меня – родители мои отказались от странствий и поселились на родине.

We possessed a house in Geneva, and a campagne on Belrive, the eastern shore of the lake, at the distance of rather more than a league from the city.
→У нас был дом в Женеве и дача на Бельрив, на восточном берегу озера, в расстоянии более лье от города.

We resided principally in the latter, and the lives of my parents were passed in considerable seclusion.
→Мы обычно жили на даче; родители вели жизнь довольно уединенную.

It was my temper to avoid a crowd and to attach myself fervently to a few.
→Мне также свойственно избегать толпы, но зато страстно привязываться к немногим.

I was indifferent, therefore, to my school-fellows in general; but I united myself in the bonds of the closest friendship to one among them. Henry Clerval was the son of a merchant of Geneva. He was a boy of singular talent and fancy.
→Я был поэтому равнодушен к школьным товарищам; однако с одним из них меня связывала самая тесная дружба. Анри Клерваль был сыном женевского негоцианта. Этот мальчик был наделен выдающимися талантами и живым воображением.

He loved enterprise, hardship, and even danger for its own sake.
→Трудности, приключения и даже опасности влекли его сами по себе.

He was deeply read in books of chivalry and romance.
→Он был весьма начитан в рыцарских романах.

He composed heroic songs and began to write many a tale of enchantment and knightly adventure.
→Он сочинял героические поэмы и не раз начинал писать повести, полные фантастических и воинственных приключений.

He tried to make us act plays and to enter into masquerades, in which the characters were drawn from the heroes of Roncesvalles, of the Round Table of King Arthur, and the chivalrous train
→ Он заставлял нас разыгрывать пьесы и устраивал переодевания; причем чаще всего мы изображали персонажей Ронсеваля, рыцарей Артурова Круглого стола и воинов, проливших кровь

who shed their blood to redeem the holy sepulchre from the hands of the infidels.
→за освобождение Гроба Господня из рук неверных.

No human being could have passed a happier childhood than myself.
→Ни у кого на свете не было столь счастливого детства, как у меня.

My parents were possessed by the very spirit of kindness and indulgence. We felt that they were not the tyrants to rule our lot according to their caprice,
→ Родители мои были воплощением снисходительности и доброты. Мы видели в них не тиранов, капризно управлявших нашей судьбой,

but the agents and creators of all the many delights which we enjoyed.
→а дарителей бесчисленных радостей.

When I mingled with other families I distinctly discerned how peculiarly fortunate my lot was, and gratitude assisted the development of filial love.
→Посещая другие семьи, я ясно видел, какое редкое счастье выпало мне на долю, и признательность еще усиливала мою сыновнюю любовь.

My temper was sometimes violent, and my passions vehement; but by some law in my temperature they were turned not towards childish pursuits but to an eager desire to learn, and not to learn all things indiscriminately.
→Нрав у меня был необузданный, и страсти порой овладевали мной всецело; но так уж я был устроен, что этот пыл обращался не на детские забавы, а к познанию, причем не всего без разбора.

I confess that neither the structure of languages, nor the code of governments, nor the politics of various states possessed attractions for me.
→Признаюсь, меня не привлекал ни строй различных языков, ни проблемы государственного и политического устройства.

It was the secrets of heaven and earth that I desired to learn;
→Я стремился познать тайны земли и неба;

and whether it was the outward substance of things or the inner spirit of nature and the mysterious soul of man that occupied me, still my inquiries were directed to the metaphysical, or in its highest sense, the physical secrets of the world.
→ будь то внешняя оболочка вещей или внутренняя сущность природы и тайны человеческой души, мой интерес был сосредоточен на метафизических или – в высшем смысле этого слова – физических тайнах мира.

Meanwhile Clerval occupied himself, so to speak, with the moral relations of things. The busy stage of life, the virtues of heroes, and the actions of men were his theme;
→Клерваль, в отличие от меня, интересовался нравственными проблемами. Кипучая жизнь общества, людские поступки, доблестные деяния героев – вот что его занимало:

and his hope and his dream was to become one among those whose names are recorded in story as the gallant and adventurous benefactors of our species.
→его мечтой и надеждой было стать одним из тех отважных благодетелей человеческого рода, чьи имена сохраняются в анналах истории. The saintly soul of Elizabeth shone like a shrine-dedicated lamp in our peaceful home.
→Святая душа Элизабет озаряла наш мирный дом подобно алтарной лампаде.

Her sympathy was ours; her smile, her soft voice, the sweet glance of her celestial eyes, were ever there to bless and animate us.
→Вся любовь ее была обращена на нас; ее улыбка, нежный голос и небесный взор постоянно радовали нас и живили.

She was the living spirit of love to soften and attract;
→В ней жил миротворный дух любви.

I might have become sullen in my study, rough through the ardour of my nature, but that she was there to subdue me to a semblance of her own gentleness.
→ Мои занятия могли бы сделать меня угрюмым, моя природная горячность – грубым, если бы ее не было рядом со мной, чтобы смягчатьменя, передавая мне частицу своей кротости.

And Clerval—could aught ill entrench on the noble spirit of Clerval?
→А Клерваль? Казалось, ничто дурное не могло найти места и благородной душе Клерваля,

Yet he might not have been so perfectly humane, so thoughtful in his generosity, so full of kindness and tenderness amidst his passion for adventurous exploit, had she not unfolded to him the real loveliness of beneficence and made the doing good the end and aim of his soaring ambition.
→но даже он едва ли был бы так человечен и великодушен, так полон доброты и заботливости при всем своем стремлении к опасным приключениям, если бы она не открыла ему красоту деятельного милосердия и не поставила добро высшей целью его честолюбия.

I feel exquisite pleasure in dwelling on the recollections of childhood, before misfortune had tainted my mind and changed its bright visions of extensive usefulness into gloomy and narrow reflections upon self.
→Я с наслаждением задерживаюсь на воспоминаниях детства, когда несчастья еще не омрачили мой дух и светлое стремление служить людям не сменилось мрачными думами, сосредоточенными на одном себе.

Besides, in drawing the picture of my early days, I also record those events which led, by insensible steps, to my after tale of misery,
→ К тому же, рисуя картины моего детства, я повествую о событиях, незаметно приведших к последующим бедствиям;

for when I would account to myself for the birth of that passion which afterwards ruled my destiny I find it arise, like a mountain river, from ignoble and almost forgotten sources;
→ибо, желая проследить зарождение страсти, подчинившей себе впоследствии мою жизнь, я вижу, что она, подобно горной реке, возникла из ничтожных и почти невидимых источников;

but, swelling as it proceeded, it became the torrent which, in its course, has swept away all my hopes and joys.
→разрастаясь по пути, она стала потоком, унесшим все мой надежды и радости.

Natural philosophy is the genius that has regulated my fate; I desire, therefore, in this narration, to state those facts which led to my predilection for that science.
→Естественные науки стали моей судьбой; поэтому в своей повести я хочу указать обстоятельства, которые заставили меня предпочесть их всем другим наукам.

When I was thirteen years of age we all went on a party of pleasure to the baths near Thonon; the inclemency of the weather obliged us to remain a day confined to the inn.
→Однажды, когда мне было тринадцать лет, мы всей семьей отправились на купанье куда-то возле Тонона. Дурная погода на целый день заперла нас в гостинице.

In this house I chanced to find a volume of the works of Cornelius Agrippa.
→ Там я случайно обнаружил томик сочинений Корнелия Агриппы.

I opened it with apathy; the theory which he attempts to demonstrate and the wonderful facts which he relates soon changed this feeling into enthusiasm.
→Я открыл его равнодушно, но теория, которую он пытается доказать, и удивительные факты, о которых он повествует, скоро превратили равнодушие в энтузиазм.

A new light seemed to dawn upon my mind, and bounding with joy, I communicated my discovery to my father.
→ Меня словно озарил новый свет; я поспешил сообщить о своем открытии отцу.

My father looked carelessly at the title page of my book and said,
→Тот небрежно взглянул на заглавный лист моей книги и сказал:

“Ah! Cornelius Agrippa! My dear Victor, do not waste your time upon this; it is sad trash.”
→ «А, Корнелий Агриппа! Милый Виктор, не трать даром времени: все это чепуха».

If, instead of this remark, my father had taken the pains to explain to me that the principles of Agrippa had been entirely exploded and that a modern system of science had been introduced which possessed much greater powers than the ancient, because the powers of the latter were chimerical, while those of the former were real and practical,
→Если бы вместо этого отец дал себе труд объяснить мне, что положения Агриппы были в свое время полностью опровергнуты и заменены новой научной системой, более основательной, – ибо мощь старой была призрачной, тогда как новая имеет под собой твердую почву реальности,

under such circumstances I should certainly have thrown Agrippa aside and have contented my imagination, warmed as it was, by returning with greater ardour to my former studies.
→– я, несомненно, отшвырнул бы Агриппу и насытил свое разгоряченное воображение, с новым усердием обратившись к школьным занятиям.

It is even possible that the train of my ideas would never have received the fatal impulse that led to my ruin.
→Возможно даже, что мысли мои не получили бы рокового толчка, направившего меня к гибели. But the cursory glance my father had taken of my volume by no means assured me that he was acquainted with its contents, and I continued to read with the greatest avidity.
→Но беглый взгляд, который отец бросил на книгу, не убедил меня, что он знаком с ее содержанием, и я продолжал читать ее с величайшей жадностью.

When I returned home my first care was to procure the whole works of this author, and afterwards of Paracelsus and Albertus Magnus.
→Вернувшись домой, я первым делом постарался достать полное собрание сочинений этого автора, а затем Парацельса и Альберта Великого.

I read and studied the wild fancies of these writers with delight; they appeared to me treasures known to few besides myself.
→Я с наслаждением погрузился в их безумные вымыслы; книги их казались мне сокровищами, мало кому ведомыми, кроме меня.

I have described myself as always having been imbued with a fervent longing to penetrate the secrets of nature.
→Я уже говорил, что всегда был одержим страстным стремлением познать тайны природы.

In spite of the intense labour and wonderful discoveries of modern philosophers, I always came from my studies discontented and unsatisfied.
→Несмотря на неусыпный труд в удивительные открытия современных ученых, изучение их книг всегда оставляло меня неудовлетворенным.

Sir Isaac Newton is said to have avowed that he felt like a child picking up shells beside the great and unexplored ocean of truth.
→Говорят, сэр Исаак Ньютон признался, что чувствует себя ребенком, собирающим ракушки на берегу великого и неведомого океана истины.

Those of his successors in each branch of natural philosophy with whom I was acquainted appeared even to my boy’s apprehensions as tyros engaged in the same pursuit.
→Те его последователи во всех областях естествознания, с которыми я был знаком, даже мне, мальчишке, казались новичками, занятыми тем же делом.

The untaught peasant beheld the elements around him and was acquainted with their practical uses.
→Невежественный поселянин созерцал окружающие его стихии и на опыте узнавал их проявления.

The most learned philosopher knew little more.
→Но ведь и самый ученый из философов знал немногим больше.

He had partially unveiled the face of Nature, but her immortal lineaments were still a wonder and a mystery.
→Он лишь слегка приоткрыл завесу над ликом Природы, но ее бессмертные черты оставались дивом и тайной.

He might dissect, anatomise, and give names; but, not to speak of a final cause, causes in their secondary and tertiary grades were utterly unknown to him.
→Он мог анатомировать трупы и давать вещам названия; но он ничего не знал даже о вторичных и ближайших причинах явлений, не говоря уже о первичной.

I had gazed upon the fortifications and impediments that seemed to keep human beings from entering the citadel of nature, and rashly and ignorantly I had repined.
→Я увидел укрепления, преграждавшие человеку вход в цитадель природы, и в своем невежестве и нетерпении возроптал против них.

But here were books, and here were men who had penetrated deeper and knew more.
→А тут были книги, проникавшие глубже, и люди, знавшие больше.

I took their word for all that they averred, and I became their disciple.
→Я во всем поверил им на слово и сделался их учеником.

It may appear strange that such should arise in the eighteenth century;
→Вам может показаться странным, как могло такое случиться в восемнадцатом веке;

but while I followed the routine of education in the schools of Geneva, I was, to a great degree, self-taught with regard to my favourite studies.
→но дело в том, что, обучаясь в женевской школе, я по части моих любимых предметов был почти что самоучкой.

My father was not scientific, and I was left to struggle with a child’s blindness, added to a student’s thirst for knowledge.
→Отец мой не имел склонности к естественным наукам, и я был предоставлен самому себе; страсть исследователя сочеталась у меня с неведением ребенка.

Under the guidance of my new preceptors I entered with the greatest diligence into the search of the philosopher’s stone and the elixir of life;
→Под руководством моих новых наставников я с величайшим усердием принялся за поиски философского камня и эликсира жизни;

but the latter soon obtained my undivided attention.
→последний вскоре целиком завладел моим воображением.

Wealth was an inferior object, but what glory would attend the discovery if I could banish disease from the human frame and render man invulnerable to any but a violent death!
→Богатство казалось мне вещью второстепенной; но какая слава ожидала меня, если б я нашел способ избавить человека от болезней и сделать его неуязвимым для любой смерти, кроме насильственной?

Nor were these my only visions.
→Я мечтал не только об этом.

The raising of ghosts or devils was a promise liberally accorded by my favourite authors, the fulfilment of which I most eagerly sought;
→Мои любимые авторы охотно обещали обучить заклинанию духов и нечистой силы; и мне этого страстно хотелось;

and if my incantations were always unsuccessful, I attributed the failure rather to my own inexperience and mistake than to a want of skill or fidelity in my instructors.
→если мои заклинания неизменно оказывались тщетными, я приписывал его собственной неопытности или ошибке, но не смел сомневаться в учености или точности моих наставников.

And thus for a time I was occupied by exploded systems, mingling, like an unadept, a thousand contradictory theories
→Итак, я посвятил некоторое время этим опровергнутым учениям, путая, как всякий невежда, множество противоречивших друг другу теорий,

and floundering desperately in a very slough of multifarious knowledge, guided by an ardent imagination and childish reasoning,
→беспомощно барахтаясь среди разнообразных сведений, руководимый лишь пламенным воображением и детской логикой,

till an accident again changed the current of my ideas.
→ когда неожиданный случай еще раз придал новое направление моим мыслям.

When I was about fifteen years old we had retired to our house near Belrive, when we witnessed a most violent and terrible thunderstorm.
→Когда мне пошел пятнадцатый год, мы переехали на нашу загородную дачу возле Бельрив и там стали свидетелями на редкость сильной грозы.

It advanced from behind the mountains of Jura, and the thunder burst at once with frightful loudness from various quarters of the heavens.
→Она пришла из-за горного хребта Юры; гром страшной силы загремел отовсюду сразу.

I remained, while the storm lasted, watching its progress with curiosity and delight.
→Пока длилась гроза, я наблюдал ее с любопытством и восхищением.

As I stood at the door, on a sudden I beheld a stream of fire issue from an old and beautiful oak which stood about twenty yards from our house;
→Стоя в дверях, я внезапно увидел, как из мощного старого дуба, росшего в каких-ни- будь двадцати ярдах от дома, вырвалось, пламя,

and so soon as the dazzling light vanished, the oak had disappeared, and nothing remained but a blasted stump.
→а когда исчез этот слепящий свет, исчез и дуб, и на месте его остался один лишь обугленный пень.

When we visited it the next morning, we found the tree shattered in a singular manner.
→Подойдя туда на следующее утро, мы увидели, что гроза разбила дерево необычным образом.

It was not splintered by the shock, but entirely reduced to thin ribbons of wood.
→Оно не просто раскололось от удара, но все расщепилось на узкие полоски.

I never beheld anything so utterly destroyed.
→Никогда я не наблюдал столь полного разрушения.

Before this I was not unacquainted with the more obvious laws of electricity.
→Я и прежде был знаком с основными законами электричества.

On this occasion a man of great research in natural philosophy was with us,
→В тот день у нас гостил один известный естествоиспытатель.

and excited by this catastrophe, he entered on the explanation of a theory which he had formed on the subject of electricity and galvanism, which was at once new and astonishing to me.
→Случай с дубом побудил его изложить нам собственные свои соображения о природе электричества и гальванизма, которые были для меня и новы и удивительны.

All that he said threw greatly into the shade Cornelius Agrippa, Albertus Magnus, and Paracelsus, the lords of my imagination;
→Все рассказанное им отодвинуло на задний план властителей моих дум – Корнелия Агриппу, Альберта Великого и Парацельса;

but by some fatality the overthrow of these men disinclined me to pursue my accustomed studies.
→но свержение этих идолов одновременно отбило у меня и охоту к обычным занятиям.

It seemed to me as if nothing would or could ever be known.
→Я решил, что никто и никогда не сможет ничего познать до конца.

All that had so long engaged my attention suddenly grew despicable.
→ Все, что так долго занимало мой ум, вдруг показалось мне не стоящим внимания.

In this mood of mind I betook myself to the mathematics and the branches of study appertaining to that science as being built upon secure foundations, and so worthy of my consideration.
→В таком настроении духа я принялся за математику и смежные с нею науки, покоящиеся на прочном фундаменте, а потому достойные моего внимания.

Thus strangely are our souls constructed, and by such slight ligaments are we bound to prosperity or ruin.
→Вот как странно устроен человек и какие тонкие грани отделяют нас от благополучия или гибели.

When I look back, it seems to me as if this almost miraculous change of inclination and will was the immediate suggestion of the guardian angel of my life
→ Оглядываясь назад, я вижу, что это почти чудом совершившаяся перемена склонностей была подсказана мне моим ангелом-хранителем;

—the last effort made by the spirit of preservation to avert the storm that was even then hanging in the stars and ready to envelop me.
→то была последняя попытка добрых сил отвратить грозу, уже нависшую надо мной и готовую меня поглотить.

Her victory was announced by an unusual tranquillity and gladness of soul which followed the relinquishing of my ancient and latterly tormenting studies.
→Победа доброго начала сказалась в необыкновенном спокойствии и умиротворении, которые я обрел, отказавшись от прежних занятий, в последнее время ставших для меня наукой.

It was thus that I was to be taught to associate evil with their prosecution, happiness with their disregard.
→Мне следовало бы тогда же почувствовать, что эти занятия для меня гибельны и что мое спасение – в отказе от них.

It was a strong effort of the spirit of good, but it was ineffectual.
→Дух добра сделал все возмножное, но тщетно.

Destiny was too potent, and her immutable laws had decreed my utter and terrible destruction.
→Рок был слишком могуществен, и его непреложные законы несли мне ужасную гибель.



-III-



When I had attained the age of seventeen my parents resolved that I should become a student at the university of Ingolstadt.
→Когда я достиг семнадцати лет, мои родители решили определить меня в университет города Ингольштадта.

I had hitherto attended the schools of Geneva, but my father thought it necessary for the completion of my education that I should be made acquainted with other customs than those of my native country.
→Я учился в школе в Женеве, но для завершения моего образования отец счел необходимым, чтобы я ознакомился с иными обычаями, кроме отечественных.

My departure was therefore fixed at an early date, but before the day resolved upon could arrive, the first misfortune of my life occurred—an omen, as it were, of my future misery.
→Уже назначен был день моего отъезда, но, прежде чем он наступил, в моей жизни произошло первое несчастье, словно предвещавшее все дальнейшие.

Elizabeth had caught the scarlet fever; her illness was severe, and she was in the greatest danger.
→Элизабет заболела скарлатиной: она хворала тяжело и жизнь ее была в опасности.

During her illness many arguments had been urged to persuade my mother to refrain from attending upon her.
→Все пытались убедить мою мать остерегаться заразы.

She had at first yielded to our entreaties, but when she heard that the life of her favourite was menaced, she could no longer control her anxiety.
→Сперва она послушалась наших уговоров; но, услыхав об опасности, грозившей ее любимице, не могла удержаться.

She attended her sickbed; her watchful attentions triumphed over the malignity of the distemper
→Она стала ходить за больной – ее неусыпная забота победила злой недуг

—Elizabeth was saved, but the consequences of this imprudence were fatal to her preserver.
→ – Элизабет была спасена, но ее спасительница поплатилась за свою неосторожность.

On the third day my mother sickened; her fever was accompanied by the most alarming symptoms, and the looks of her medical attendants prognosticated the worst event.
→ На третий день моя мать почувствовала себя плохо; появились самые тревожные симптомы, и по лицам врачей можно было прочесть, что дело идет к роковому концу.

On her deathbed the fortitude and benignity of this best of women did not desert her.
→Но и на смертном одре стойкость и кротость не изменили этой лучшей из женщин.

She joined the hands of Elizabeth and myself. “My children,” she said, “my firmest hopes of future happiness were placed on the prospect of your union.
→Она вложина руку Элизабет в мою. «Дети, – сказала она, – я всегда мечтала о вашем союзе.

This expectation will now be the consolation of your father.
→Теперь он должен служить утешением вашему отцу.

Elizabeth, my love, you must supply my place to my younger children.
→Элизабет, любовь моя, тебе придется заменить меня моим младшим детям.

Alas! I regret that I am taken from you; and, happy and beloved as I have been, is it not hard to quit you all?
→О, как мне тяжело расставаться с вами! Я была счастлива и любима – каково мне покидать вас… Но это

But these are not thoughts befitting me;
→– недостойные мысли;

I will endeavour to resign myself cheerfully to death and will indulge a hope of meeting you in another world.”
→ я постараюсь примириться со смертью и утешиться надеждой на встречу с вами в ином мире».

She died calmly, and her countenance expressed affection even in death.
→Кончина ее была спокойной, и лицо ее даже в смерти сохранило свою кротость.

I need not describe the feelings of those whose dearest ties are rent by that most irreparable evil, the void that presents itself to the soul, and the despair that is exhibited on the countenance.
→Не стану описывать чувства тех, у кого беспощадная смерть отнимает любимое существо; пустоту, остающуюся в душе, и отчаяние, написанное на лице. It is so long before the mind can persuade itself that she whom we saw every day and whose very existence appeared a part of our own can have departed for ever
→Немало нужно времени, прежде чем рассудок убедит нас, что та, кого мы видели ежедневно и чья жизнь представлялась частью нашей собственной, могла уйти навсегда,

—that the brightness of a beloved eye can have been extinguished and the sound of a voice so familiar and dear to the ear can be hushed, never more to be heard.
→– что могло навеки угаснуть сиянье любимых глаз, навеки умолкнуть звуки знакомого, милого голоса.

These are the reflections of the first days; but when the lapse of time proves the reality of the evil, then the actual bitterness of grief commences.
→Таковы размышления первых дней; когда же ход времени подтверждает нашу утрату, тут-то и начинается истинное горе.

Yet from whom has not that rude hand rent away some dear connection?
→Но у кого из нас жестокая рука не похищала близкого человека?

And why should I describe a sorrow which all have felt, and must feel?
→К чему описывать горе, знакомое всем и для всех неизбежное?

The time at length arrives when grief is rather an indulgence than a necessity; and the smile that plays upon the lips, although it may be deemed a sacrilege, is not banished.
→Наступает наконец время, когда горе перестает быть неодолимым, его уже можно обуздывать; и, хотя улыбха кажется нам кощунством, мы уже не гоним ее с уст.

My mother was dead, but we had still duties which we ought to perform;
→Мать моя умерла, но у нас оставались обязанности, которые надо было выполнять;

we must continue our course with the rest and learn to think ourselves fortunate whilst one remains whom the spoiler has not seized.
→надо было жить и считать себя счастливыми, пока у нас оставался хоть один человек, не сделавшийся добычей смерти.

My departure for Ingolstadt, which had been deferred by these events, was now again determined upon.
→Мой отъезд в Ингольштадт, отложенный изза этих событий, был теперь решен снова.

I obtained from my father a respite of some weeks.
→ Но я выпросил у отца несколько недель отсрочки.

It appeared to me sacrilege so soon to leave the repose, akin to death, of the house of mourning and to rush into the thick of life.
→Мне казалось кощунственным так скоро покинуть дом скорби, где царила почти могильная тишина, и окунуться в жизненную суету.

I was new to sorrow, but it did not the less alarm me.
→Я впервые испытал горе, но оно испугало меня.

I was unwilling to quit the sight of those that remained to me, and above all, I desired to see my sweet Elizabeth in some degree consoled.
→Мне не хотелось покидать тех, кто мне оставался, и прежде всего хотелось хоть сколько-нибудь утешить мою дорогую Элизабет.

She indeed veiled her grief and strove to act the comforter to us all.
→Правда, она скрывала свою печаль и старалась быть утешительницей для всех нас.

She looked steadily on life and assumed its duties with courage and zeal.
→Она смело взглянула в лицо жизни и мужественно взялась за свои обязанности.

She devoted herself to those whom she had been taught to call her uncle and cousins.
→Она посвятила себя тем, кого давно звала дядей и братьями.

Never was she so enchanting as at this time, when she recalled the sunshine of her smiles and spent them upon us.
→Никогда не была она так прекрасна, как в это время, когда вновь научилась улыбаться, чтобы радовать нас.

The day of my departure at length arrived.
→Наконец день моего отъезда наступил.

Clerval spent the last evening with us.
→Клерваль провел с нами последний вечер.

He had endeavoured to persuade his father to permit him to accompany me and to become my fellow student, but in vain.
→Он пытался добиться от своего отца позволения ехать вместе со мной и поступить в тот же университет, но напрасно.

His father was a narrow-minded trader and saw idleness and ruin in the aspirations and ambition of his son.
→Отец его был недалеким торгашом и в стремлениях сына видел лишь разорительные прихоти.

Henry deeply felt the misfortune of being debarred from a liberal education.
→Анри глубоко страдал от невозможности получить высшее образование.

He said little, but when he spoke I read in his kindling eye and in his animated glance a restrained but firm resolve not to be chained to the miserable details of commerce.
→Он был молчалив; но когда начинал говорить, я читал в его загоравшихся глазах сдерживаемую, но твердую решимость вырваться из плена коммерции.

We sat late. We could not tear ourselves away from each other nor persuade ourselves to say the word “Farewell!”
→Мы засиделись допоздна. Нам было трудно оторваться друг от друга и произнести слово «прощай».

It was said, and we retired under the pretence of seeking repose, each fancying that the other was deceived;
→Наконец оно было сказано, и мы разошлись, якобы на покой; каждый убеждал себя, что ему удалось обмануть другого;

but when at morning’s dawn I descended to the carriage which was to convey me away, they were all there
→когда на утренней заре я вышел к экипажу, в котором должен был уехать, все собрались снова:

—my father again to bless me, Clerval to press my hand once more, my Elizabeth to renew her entreaties that I would write often and to bestow the last feminine attentions on her playmate and friend.
→отец – чтобы еще раз благословить меня, Клерваль – чтобы еще пожать мою руку, моя Элизабет – чтобы повторить свои просьбы писать почаще и еще раз окинуть своего друга заботливым женским глазом.

I threw myself into the chaise that was to convey me away and indulged in the most melancholy reflections.
→Я бросился на сиденье экипажа, уносившего меня от них, и предался самым грустным раздумьям.

I, who had ever been surrounded by amiable companions, continually engaged in endeavouring to bestow mutual pleasure—I was now alone.
→Привыкший к обществу милых сердцу людей, неизменно внимательных друг к другу, я был теперь один

In the university whither I was going I must form my own friends and be my own protector.
→В университете, куда я направлялся, мне предстояло самому искать себе друзей и самому себя защищать.

My life had hitherto been remarkably secluded and domestic, and this had given me invincible repugnance to new countenances.
→ Жизнь моя до тех пор была уединенной и проникала всецело в домашнем кругу; это внушило мне непобедимую неприязнь к новым лицам.

I loved my brothers, Elizabeth, and Clerval; these were “old familiar faces,”
→ Я любил своих братьев, Элизабет и Клерваля; это были «милые, знакомые лица»,

but I believed myself totally unfitted for the company of strangers.
→и мне казалось, что я не смогу находиться среди чужих.

Such were my reflections as I commenced my journey; but as I proceeded, my spirits and hopes rose.
→Таковы были мои думы в начале пути; но вскоре я приободрился.

I ardently desired the acquisition of knowledge.
→Я страстно жаждал знаний.

I had often, when at home, thought it hard to remain during my youth cooped up in one place and had longed to enter the world and take my station among other human beings.
→Дома мне часто казалось, что человеку обидно провести молодость в четырех стенах; мне хотелось повидать свет и занять место среди людей.

Now my desires were complied with, and it would, indeed, have been folly to repent.
→Теперь желания мои сбывались, и сожалеть об этом было бы глупо.

I had sufficient leisure for these and many other reflections during my journey to Ingolstadt, which was long and fatiguing.
→Путь в Ингольштадт был долог и утомителен, и у меня оказалось довольно времени для этих и многих других размышлений.

At length the high white steeple of the town met my eyes.
→Наконец моим глазам предстали высокие белые шпили города.

I alighted and was conducted to my solitary apartment to spend the evening as I pleased.
→ Я вышел из экипажа, и меня провели на мою одинокую квартиру, предоставив провести вечер как мне заблагорассудится.

The next morning I delivered my letters of introduction and paid a visit to some of the principal professors.
→Наутро я вручил мои рекомендательные письма и сделал визиты некоторым из главных профессоров.

Chance—or rather the evil influence, the Angel of Destruction, which asserted omnipotent sway over me from the moment I turned my reluctant steps from my father’s door—led me first to M. Krempe, professor of natural philosophy.
→Случай – а вернее злой рок, Дух Гибели, взявший надо мною полную власть, едва я скрепя сердце покинул родительский кров – привел меня сперва к господину Кремпе, профессору естественных наук.

He was an uncouth man, but deeply imbued in the secrets of his science.
→Это был грубоватый человек, но большой знаток своего дела.

He asked me several questions concerning my progress in the different branches of science appertaining to natural philosophy.
→Он задал мне несколько вопросов, с целью проэкзаменовать меня в различных областях естествознания.

I replied carelessly, and partly in contempt, mentioned the names of my alchemists as the principal authors I had studied.
→Я отвечал ему небрежно и с некоторым вызовом упомянул моих алхимиков в качестве главных авторов, которых я изучал.

The professor stared.
→Профессор широко раскрыл глаза,

“Have you,” he said, “really spent your time in studying such nonsense?”
→ «И вы в самом деле тратили время на эту чепуху?»

I replied in the affirmative.
→Я отвечал утвердительно.

“Every minute,” continued M. Krempe with warmth, “every instant that you have wasted on those books is utterly and entirely lost.
→ «Каждая минута, – с жаром сказал господин Кремпе, – каждая минута, потраченная на эти книги, целиком и безвозвратно потеряна вами.

You have burdened your memory with exploded systems and useless names.
→Вы обременили свою память опровергнутыми теориями и ненужными именами.

Good God! In what desert land have you lived, where no one was kind enough to inform you that these fancies which you have so greedily imbibed are a thousand years old and as musty as they are ancient?
→Боже! В какой же пустыне вы жили, если никто не сообщил вам, что этим басням, которые вы так жадно поглощали, тысяча лет и что они успели заплесневеть?

I little expected, in this enlightened and scientific age, to find a disciple of Albertus Magnus and Paracelsus.
→Вот уж не ожидал в наш просвещенный научный век встретить ученика Альберта Великого и Парацельса.

My dear sir, you must begin your studies entirely anew.”
→ Придется вам, сударь, заново начать все ваши занятия».

So saying, he stepped aside and wrote down a list of several books treating of natural philosophy which he desired me to procure,
→Затем он составил список книг по естествознанию, которые рекомендовал достать, and dismissed me after mentioning that in the beginning of the following week he intended to commence a course of lectures upon natural philosophy in its general relations, and that M. Waldman, a fellow professor, would lecture upon chemistry the alternate days that he omitted.
→ и отпустил меня, сообщив, что со следующей недели начинает читать курс общего естествознания, а его коллега Вальдман, по другим дням недели, будет читать лекции по химии.

I returned home not disappointed, for I have said that I had long considered those authors useless whom the professor reprobated; but I returned not at all the more inclined to recur to these studies in any shape.
→Я возвратился к себе не то чтобы разочарованный, ибо я и сам, как я уже говорил, давно считал бесполезными осужденные профессором книги; но я вообще не хотел больше заниматься этими предметами в каком бы то ни было виде.

M. Krempe was a little squat man with a gruff voice and a repulsive countenance; the teacher, therefore, did not prepossess me in favour of his pursuits.
→Г-н Кремпе был приземистый человечек с резким голосом и уродливой внешностью; таким образом, и личность профессора не расположила меня к его науке.

In rather a too philosophical and connected a strain, perhaps, I have given an account of the conclusions I had come to concerning them in my early years.
→В общем, так сказать, философском смысле я уже говорил, к каким заключениям я пришел в юности относительно этой науки.

As a child I had not been content with the results promised by the modern professors of natural science.
→Мое ребяческое любопытство не удовлетворялось результатами, какие сулит современное естествознание.

With a confusion of ideas only to be accounted for by my extreme youth and my want of a guide on such matters, I had retrod the steps of knowledge along the paths of time and exchanged the discoveries of recent inquirers for the dreams of forgotten alchemists.
→В моей голове царила полная путаница, объясняемая только крайней молодостью и отсутствием руководства; я прошел вспять по пути науки и открытиям моих современников предпочел грезы давно позабытых алхимиков.

Besides, I had a contempt for the uses of modern natural philosophy.
→К тому же я чувствовал презрение к утилитарности современной науки.

It was very different when the masters of the science sought immortality and power;
→Иное дело, когда ученые искали секрет бессмертия и власти;

such views, although futile, were grand; but now the scene was changed.
→ то были великие, хотя и тщетные стремления; теперь же все обстояло иначе.

The ambition of the inquirer seemed to limit itself to the annihilation of those visions on which my interest in science was chiefly founded.
→Нынешний ученый, казалось, ограничивался задачей опровергнуть именно те видения, которые больше всего привлекали меня к науке.

I was required to exchange chimeras of boundless grandeur for realities of little worth.
→От меня требовалось сменить величественные химеры на весьма мизерную реальность.

Such were my reflections during the first two or three days of my residence at Ingolstadt, which were chiefly spent in becoming acquainted with the localities and the principal residents in my new abode.
→Так размышлял я в первые два-три дня по прибытии в Ингольштадт, которые я посвятил главным образом знакомству с городом и с новыми соседями.

But as the ensuing week commenced, I thought of the information which M. Krempe had given me concerning the lectures.
→Но на следующей неделе я вспомнил о лекциях, упомянутых г-ном Кремпе.

And although I could not consent to go and hear that little conceited fellow deliver sentences out of a pulpit, I recollected what he had said of M. Waldman, whom I had never seen, as he had hitherto been out of town.
→Хотя я и не желал идти слушать, как будет вещать с кафедры этот самоуверенный человечек, я вспомнил, что он говорил мне о г-не Вальдмане, которого я еще не видел, ибо его не было в городе.

Partly from curiosity and partly from idleness, I went into the lecturing room, which M. Waldman entered shortly after.
→Частью из любопытства, а частью от нечего делать, я пришел в аудиторию, куда вскоре явился г-н Вальдман.

This professor was very unlike his colleague.
→Il ne ressemblait pas à son collègue :

He appeared about fifty years of age, but with an aspect expressive of the greatest benevolence; a few grey hairs covered his temples, but those at the back of his head were nearly black.
→ Ему было на вид лет пятьдесят, и лицо его выражало величайшую доброту; на висках волосы его начинали седеть, но на затылке были совершенно черные.

His person was short but remarkably erect and his voice the sweetest I had ever heard.
→Роста он был небольшого, однако держался необыкновенно прямо, а такого благозвучного голоса я еще никогда не слышал.

He began his lecture by a recapitulation of the history of chemistry and the various improvements made by different men of learning, pronouncing with fervour the names of the most distinguished discoverers.
→Свою лекцию он начал с обзора истории химии и сделанных в ней открытий, с благоговением называя имена наиболее выдающихся ученых.

He then took a cursory view of the present state of the science and explained many of its elementary terms.
→Затем он вкратце осветил современное состояние своей науки и разъяснил основные ее термины.

After having made a few preparatory experiments, he concluded with a panegyric upon modern chemistry, the terms of which I shall never forget:
→Показав несколько предварительных опытов, он в заключение произнес хвалу современной химии в выражениях, которые я никогда не забуду.

“The ancient teachers of this science,” said he, “promised impossibilities and performed nothing.
→– Прежние преподаватели этой науки, – сказал он, – обещали невозможное, но не свершили ничего.

The modern masters promise very little; they know that metals cannot be transmuted and that the elixir of life is a chimera
→ Нынешние обещают очень мало; они знают, что превращение металлов немыслимо, а эликсир жизни – несбыточная мечта.

but these philosophers, whose hands seem only made to dabble in dirt, and their eyes to pore over the microscope or crucible, have indeed performed miracles.
→Но именно эти ученые, которые, казалось бы, возятся в грязи и корпят над микроскопом и тигелем, именно они и совершили истинные чудеса.

They penetrate into the recesses of nature and show how she works in her hiding-places.
→Они прослеживают природу в ее сокровенных тайниках.

They ascend into the heavens; they have discovered how the blood circulates, and the nature of the air we breathe.
→ Они подымаются в небеса; они узнали, как обращается в нашем теле кровь и из чего состоит воздух, которым мы дышим.

They have acquired new and almost unlimited powers;
→Они приобрели новую и почти безграничную власть;

they can command the thunders of heaven, mimic the earthquake, and even mock the invisible world with its own shadows.”
→ они повелевают небесным громом, могут воспроизвести землетрясение и даже бросают вызов невидимому миру.

Such were the professor’s words—rather let me say such the words of the fate—enounced to destroy me.
→Таковы были слова профессора, вернее, слова судьбы, произнесенные на мою погибель.

As he went on I felt as if my soul were grappling with a palpable enemy;
→По мере того как он говорил, я чувствовал, что схватился наконец с достойным противником;

one by one the various keys were touched which formed the mechanism of my being; chord after chord was sounded, and soon my mind was filled with one thought, one conception, one purpose.
→он затрагивал одну за другой сокровенные фибры моей души, заставлял звучать струну за струною, и скоро я весь был полон одной мыслью, одной целью.

So much has been done, exclaimed the soul of Frankenstein—more, far more, will I achieve;
→Если столько уже сделано – восклицала душа Франкенштейна – я сделаю больше, много больше;

treading in the steps already marked, I will pioneer a new way, explore unknown powers, and unfold to the world the deepest mysteries of creation.
→идя по проложенному пути, я вступлю затем на новый, открою неизведанные еще силы и приобщу человечество к глубочайшим тайнам природы.

I closed not my eyes that night. My internal being was in a state of insurrection and turmoil;
→В ту ночь я не сомкнул глаз. Все в моей душе бурно кипело;

I felt that order would thence arise, but I had no power to produce it.
→я чувствовал, его из этого возникнет новый порядок, но не имел сил сам его навести.

By degrees, after the morning’s dawn, sleep came. I awoke, and my yesternight’s thoughts were as a dream.
→ Сон снизошел на меня лишь на рассвете. Когда я проснулся, ночные мысли представились мне каким-то сновидением.

There only remained a resolution to return to my ancient studies and to devote myself to a science for which I believed myself to possess a natural talent.
→ Осталось только решение возвратиться к прежним занятиям и посвятить себя науке, к которой я имел, как мне казалось, врожденный дар.

On the same day I paid M. Waldman a visit.
→В тот же день я посетил г-на Вальдмана.

His manners in private were even more mild and attractive than in public,
→В частной беседе он был еще обаятельней, чем на кафедре;

for there was a certain dignity in his mien during his lecture which in his own house was replaced by the greatest affability and kindness.
→некоторая торжественность, заметная в нем во время лекций, в домашней обстановке сменилась непринужденной приветливостью и добротой.

I gave him pretty nearly the same account of my former pursuits as I had given to his fellow professor.
→Я рассказал ему о своих занятиях почти то же, что уже рассказывал его коллеге.

He heard with attention the little narration concerning my studies and smiled at the names of Cornelius Agrippa and Paracelsus, but without the contempt that M. Krempe had exhibited.
→Он внимательно выслушал мою краткую повесть и улыбнулся при упоминании о Корнелии Агриппе в Парацельсе, однако без того презрения, какое обнаружил г-н Кремпе.

He said that “These were men to whose indefatigable zeal modern philosophers were indebted for most of the foundations of their knowledge.
→Он сказал, что «неутомимому усердию этих людей современные ученые обязаны многими основами своих званий.

They had left to us, as an easier task, to give new names and arrange in connected classifications the facts which they in a great degree had been the instruments of bringing to light.
→Они оставили нам задачу более легкую: дать новые наименования и расположить в строгом порядке факты, впервые обнаруженные с их помощью.

The labours of men of genius, however erroneously directed, scarcely ever fail in ultimately turning to the solid advantage of mankind.”
→Труд гениев, даже ложно направленный, почти всегда в конечном итоге служит на благо человечества».

I listened to his statement, which was delivered without any presumption or affectation,
→Я выслушал эти замечания, высказанные без малейшей аффектации или самонадеянности,

and then added that his lecture had removed my prejudices against modern chemists;
→и сказал, что его лекция уничтожила мое предубеждение против современных химиков;

I expressed myself in measured terms, with the modesty and deference due from a youth to his instructor,
→я говорил сдержанно, со всей скромностью и почтительностью, подобающей юнцу в беседе с на- ставником,

without letting escape (inexperience in life would have made me ashamed) any of the enthusiasm which stimulated my intended labours.
→и ничем не выдал, стыдясь проявить свою житейскую неопытность, энтузиазма, с каким готовился взяться за дело.

I requested his advice concerning the books I ought to procure.
→Я спросил его совета относительно нужных мне книг.

“I am happy,” said M. Waldman, “to have gained a disciple; and if your application equals your ability, I have no doubt of your success.
→– Я счастлив, – сказал г-н Вальдман, – что приобрел ученика, и если ваше прилежание равно вашим способностям, то я не сомневаюсь в успехе.

Chemistry is that branch of natural philosophy in which the greatest improvements have been and may be made;
→В химии, как ни в одной другой из естественных наук, сделаны и еще будут сделаны величайшие открытия.

it is on that account that I have made it my peculiar study; but at the same time, I have not neglected the other branches of science.
→Вот почему я избрал ее, не пренебрегая вместе с тем и другими науками.

A man would make but a very sorry chemist if he attended to that department of human knowledge alone.
→ Плох тот химик, который не интересуется ничем, кроме своего предмета.

If your wish is to become really a man of science and not merely a petty experimentalist, I should advise you to apply to every branch of natural philosophy, including mathematics.”
→Если вы желаете стать настоящим ученым, а не рядовым экспериментатором, я советую вам заняться всеми естественными науками, не забыв и о математике.

He then took me into his laboratory and explained to me the uses of his various machines,
→Затем он провел меня в свою лабораторию и объяснил назначение различных приборов;

instructing me as to what I ought to procure and promising me the use of his own when I should have advanced far enough in the science not to derange their mechanism.
→ сказал, какие из них мне следует достать, и пообещал давать в пользование свои собственные, когда я настолько продвинусь в науке, чтобы их не испортить.

He also gave me the list of books which I had requested, and I took my leave.
→Он вручил мне также список книг, о котором я просил, и я откланялся.

Thus ended a day memorable to me; it decided my future destiny.
→Так окончился этот памятный для меня день; он решил мою судьбу.



- IV-



From this day natural philosophy, and particularly chemistry, in the most comprehensive sense of the term, became nearly my sole occupation.
→С того дня естествознание, и особенно химия, в самом широком смысле слова, стало почти единственным моим занятием.

I read with ardour those works, so full of genius and discrimination, which modern inquirers have written on these subjects.
→ Я усердно читал талантливые и обстоятельные сочинения совре менных ученых.

I attended the lectures and cultivated the acquaintance of the men of science of the university,
→ Я слушал лекции и знакомился с университетскими профессорами

and I found even in M. Krempe a great deal of sound sense and real information, combined, it is true, with a repulsive physiognomy and manners, but not on that account the less valuable.
→и даже в г-не Кремпе обнаружил немало здравого смысла и знаний, правда сочетавшихся с отталкивающей физиономией и манерами, но оттого не менее ценных.

In M. Waldman I found a true friend.
→В лице г-на Вальдмана я обрел истинного друга.

His gentleness was never tinged by dogmatism, and his instructions were given with an air of frankness and good nature that banished every idea of pedantry.
→ Его заботливость никогда не отзывала нравоучительностью; свои наставления он произносил с искренним добродушием, чуждым всякого педантства.

In a thousand ways he smoothed for me the path of knowledge and made the most abstruse inquiries clear and facile to my apprehension.
→ Он бесчисленными спосособами облегчал мне путь к знанию и самые сложные понятия умел сделать легкими и доступными.

My application was at first fluctuating and uncertain;
→ Мое прилежание, поначалу неустойчивое,

it gained strength as I proceeded and soon became so ardent and eager that the stars often disappeared in the light of morning whilst I was yet engaged in my laboratory.
→постепенно окрепло, и вскоре я стал работать с таким рвением, чтоутренний свет, гасивший звезды, часто заставал меня в лаборатории.

As I applied so closely, it may be easily conceived that my progress was rapid.
→При таком упорстве я, разумеется, сделал большие успехи.

My ardour was indeed the astonishment of the students, and my proficiency that of the masters.
→Я поражал студентов своим усердием, а наставников – познаниями.

Professor Krempe often asked me, with a sly smile, how Cornelius Agrippa went on,
→Профессор Кремпе не раз с лукавой усмешкой спрашивал меня, как поживает Корнелий Агриппа,

whilst M. Waldman expressed the most heartfelt exultation in my progress.
→а г-н Вадьдман выражал по поводу моих успехов самую искреннюю радость.

Two years passed in this manner,
→ Так прошло два года,

during which I paid no visit to Geneva, but was engaged, heart and soul, in the pursuit of some discoveries which I hoped to make.
→ и за это время я ни разу не побывал в Женеве, всецело предавшись занятиям, которые, как я надеялся, приведут меня к научным открытиям.

None but those who have experienced them can conceive of the enticements of science.
→ Только те, кто испытал это, знают неодолимую притягательность научного исследования.

In other studies you go as far as others have gone before you, and there is nothing more to know;
→Во всех прочих занятиях вы лишь идете путем, которым до вас прошли другие, ничего вам не оставив;

but in a scientific pursuit there is continual food for discovery and wonder.
→тогда как здесь вы непрерывно что-то открываете и изумляетесь. A mind of moderate capacity which closely pursues one study must infallibly arrive at great proficiency in that study;
→Даже человек средних способностей, упорно занимаясь одним предметом, непременно достигнет в нем глубоких познаний;

and I, who continually sought the attainment of one object of pursuit and was solely wrapped up in this, improved so rapidly that at the end of two years I made some discoveries in the improvement of some chemical instruments,
→поставив себе одну-единственную цель и полностью ей отдавшись, я добился таких успехов, что к концу второго года придумал некоторые усовершенствования в химической аппаратуре,

which procured me great esteem and admiration at the university.
→завоевавшие мне в университете признание и уважение.

When I had arrived at this point and had become as well acquainted with the theory and practice of natural philosophy as depended on the lessons of any of the professors at Ingolstadt, my residence there being no longer conducive to my improvements,
→Вот тогда-то, усвоив из теории и практики естествознания все, что могли мне дать ингольштадтские профессора, я решил вернуться в родные места;

I thought of returning to my friends and my native town, when an incident happened that protracted my stay.
→но тут произошли события, продлившие мое пребывание в Ингольштадте.

One of the phenomena which had peculiarly attracted my attention was the structure of the human frame, and, indeed, any animal endued with life.
→Одним из предметов, особенно занимавших меня, было строение человеческого и вообще любого живого организма.

Whence, I often asked myself, did the principle of life proceed?
→Где, часто спрашивал я себя, таится жизненное начало?

It was a bold question, and one which has ever been considered as a mystery;
→Вопрос смелый и всегда считавшийся загадкой;

yet with how many things are we upon the brink of becoming acquainted, if cowardice or carelessness did not restrain our inquiries.
→но мы стоим на пороге множества открытий, и единственной помехой является наша робость и леность.

I revolved these circumstances in my mind and determined thenceforth to apply myself more particularly to those branches of natural philosophy which relate to physiology.
→Размышляя над этим, я решил особенно тщательно изучать физиологию.

Unless I had been animated by an almost supernatural enthusiasm, my application to this study would have been irksome and almost intolerable.
→ Если бы не моя одержимость, эти занятия были бы тягостны и почти невыносимы.

To examine the causes of life, we must first have recourse to death.
→Для исследования причины жизни мы вынуждены обращаться сперва к смерти.

I became acquainted with the science of anatomy, but this was not sufficient;
→Я изучил анатомию, но этого было мало;

I must also observe the natural decay and corruption of the human body.
→необходимо было наблюдать процесс естественного распада и гниения тела.

In my education my father had taken the greatest precautions that my mind should be impressed with no supernatural horrors.
→Воспитывая меня, отец принял все меры к тому, чтобы в мою душу не вкрался страх перед сверхъестественным.

I do not ever remember to have trembled at a tale of superstition or to have feared the apparition of a spirit.
→Я не помню, чтобы когда-нибудь трепетал, слушая суеверные россказни, или страшился призраков. Darkness had no effect upon my fancy, and a churchyard was to me merely the receptacle of bodies deprived of life, which, from being the seat of beauty and strength, had become food for the worm.
→Боязнь темноты была мне неведома, а кладбище представлялось лишь местом упокоения мертвых тел, которые из обиталищ красоты и силы сделались добычей червей.

Now I was led to examine the cause and progress of this decay and forced to spend days and nights in vaults and charnel-houses.
→Теперь мне предстояло изучить причины и ход этого разложения и проводить дни и ночи в склепах.

My attention was fixed upon every object the most insupportable to the delicacy of the human feelings.
→Я сосредоточил свое внимание на явлениях, наиболее оскорбительных для наших чувств.

I saw how the fine form of man was degraded and wasted;
→Я увидел, чем становится прекрасное человеческое тело;

I beheld the corruption of death succeed to the blooming cheek of life;
→я наблюдал, как превращается в тлен его цветущая красота;

I saw how the worm inherited the wonders of the eye and brain.
→я увидел, как все, что радовало глаз и сердце, достается в пищу червям.

I paused, examining and analysing all the minutiae of causation, as exemplified in the change from life to death, and death to life, until from the midst of this darkness a sudden light broke in upon me—a light so brilliant and wondrous, yet so simple, that while I became dizzy with the immensity of the prospect which it illustrated,
→Я исследовал причинные связи перехода от жизни к смерти и от смерти к жизни, как вдруг среди полной тьмы блеснул внезапный свет – столь ослепительный и вместе с тем ясный, что я, потрясенный открывшимися возможностями,

I was surprised that among so many men of genius who had directed their inquiries towards the same science, that I alone should be reserved to discover so astonishing a secret.
→мог только дивиться, почему после стольких гениальных людей, изучавшихэтот предмет, именно мне выпало открыть великую тайну.

Remember, I am not recording the vision of a madman.
→Напомню, что эта повесть – не бред безумца.

The sun does not more certainly shine in the heavens than that which I now affirm is true.
→ Все, что я рассказываю, так же истинно, как солнце на небесах.

Some miracle might have produced it, yet the stages of the discovery were distinct and probable.
→Быть может, тут действительно свершилось чудо, но путь к нему был вполне обычным.

After days and nights of incredible labour and fatigue, I succeeded in discovering the cause of generation and life; nay, more, I became myself capable of bestowing animation upon lifeless matter.
→Ценою многих дней и ночей нечеловеческого труда и усилий мне удалось постичь тайну зарождения жизни; более того – я узнал, как самому оживлять безжизненную материю.

The astonishment which I had at first experienced on this discovery soon gave place to delight and rapture.
→Изумление, охватившее меня в первые минуты, скоро сменилось безумным восторгом.

After so much time spent in painful labour, to arrive at once at the summit of my desires was the most gratifying consummation of my toils.
→После стольких трудов достичь предела своих желаний – в этом была для меня величайшая награда.

But this discovery was so great and overwhelming that all the steps by which I had been progressively led to it were obliterated, and I beheld only the result.
→Мое открытие было столь ошеломляющим, что ход мысли, постепенно приведший меня к нему, изгладился из моей памяти, и я видел один лишь конечный результат.

What had been the study and desire of the wisest men since the creation of the world was now within my grasp.
→Я держал в руках то, к чему стремились величайшие мудрецы от начала времен.

Not that, like a magic scene, it all opened upon me at once:
→ Нельзя сказать, что все открылось мне сразу, точно по волшебству; the information I had obtained was of a nature rather to direct my endeavours so soon as I should point them towards the object of my search than to exhibit that object already accomplished.
→то, что я узнал, могло служить руководством к заветной цели; но сама цель еще не была достигнута.

I was like the Arabian who had been buried with the dead and found a passage to life, aided only by one glimmering and seemingly ineffectual light.
→Я был подобен арабу, погребенному вместе с мертвецами и увидевшему выход из склепа при свете единственной, слабо мерцавшей свечи.

I see by your eagerness and the wonder and hope which your eyes express, my friend, that you expect to be informed of the secret with which I am acquainted; that cannot be;
→По вашим глазам, загоревшимся удивлением и надеждой, я вижу, что вы, мой друг, жаждете узнать открытую мной тайну; этого не будет

listen patiently until the end of my story, and you will easily perceive why I am reserved upon that subject.
→ – выслушайте меня терпеливо до конца, и вы поймете, почему на этот счет я храню молчание.

I will not lead you on, unguarded and ardent as I then was, to your destruction and infallible misery.
→Я не хочу, чтобы вы, неосторожный и пылкий, как я сам был тогда, шли на муки и верную гибель.

When I found so astonishing a power placed within my hands, I hesitated a long time concerning the manner in which I should employ it.
→Получив в свои руки безмерную власть, я долго раздумывал, как употребить ее наилучшим образом.

Although I possessed the capacity of bestowing animation, yet to prepare a frame for the reception of it, with all its intricacies of fibres, muscles, and veins, still remained a work of inconceivable difficulty and labour.
→Я знал, как оживить безжизненное тело, но составить такое тело, во всей сложности нервов, мускулов и сосудов, оставалось задачей невероятно трудной.

I doubted at first whether I should attempt the creation of a being like myself, or one of simpler organization;
→Я колебался, создать ли себе подобного или же более простой организм;

but my imagination was too much exalted by my first success to permit me to doubt of my ability to give life to an animal as complex and wonderful as man.
→но успех вскружил мне голову, и я не сомневался, что сумею вдохнуть жизнь даже в существо столь удивительное и сложное, как человек.

The materials at present within my command hardly appeared adequate to so arduous an undertaking, but I doubted not that I should ultimately succeed.
→Материалы, бывшие в моем распоряжении, казались недостаточными для этой трудной задачи, но я не сомневался в конечном успехе.

I prepared myself for a multitude of reverses; my operations might be incessantly baffled, and at last my work be imperfect,
→Я заранее приготовился к множеству трудностей; к тому, что помехи будут возникать непрестанно, а результат окажется несовершенным;

yet when I considered the improvement which every day takes place in science and mechanics, I was encouraged to hope my present attempts would at least lay the foundations of future success.
→ но, памятуя о ежедневных достижениях технике и науки, я надеялся, что мои попытки хотя бы заложат основание для будущих успехов.

Nor could I consider the magnitude and complexity of my plan as any argument of its impracticability.
→Сложность и дерзость моего замысла также не казались мне доводом против него.

It was with these feelings that I began the creation of a human being.
→С этими мыслями я приступил к сотворению человеческого существа.

As the minuteness of the parts formed a great hindrance to my speed, I resolved, contrary to my first intention, to make the being of a gigantic stature,
→Поскольку сбор мельчайших частиц очень замедлил бы работу, я отступил от своего первоначального замысла и решил создать гиганта

that is to say, about eight feet in height, and proportionably large.
→– около восьми футов ростом и соответственно мощного сложения.

After having formed this determination and having spent some months in successfully collecting and arranging my materials, I began.
→Приняв это решение и затратив несколько месяцев на сбор нужных материалов, я принялся за дело.

No one can conceive the variety of feelings which bore me onwards, like a hurricane, in the first enthusiasm of success.
→Никому не понять сложных чувств, увлекавших меня, подобно вихрю, в эти дни опьянения успехом.

Life and death appeared to me ideal bounds, which I should first break through, and pour a torrent of light into our dark world.
→Мне первому предстояло преодолеть грань жизни и смерти и озарить наш темный мир ослепительным светом.

A new species would bless me as its creator and source; many happy and excellent natures would owe their being to me.
→Новая порода людей благословит меня как своего создателя; множество счастливых и совершенных существ будут обязаны мне своим рождением.

No father could claim the gratitude of his child so completely as I should deserve theirs.
→Ни один отец не имеет столько прав на признательность ребенка, как буду иметь я.

Pursuing these reflections, I thought that if I could bestow animation upon lifeless matter, I might in process of time (although I now found it impossible) renew life where death had apparently devoted the body to corruption.
→Раз я научился оживлять мертвую материю, рассуждал я, со временем (хотя сейчас это было для меня невозможно) я сумею также давать вторую жизнь телу, которое смерть уже обрекла на исчезновение.

These thoughts supported my spirits, while I pursued my undertaking with unremitting ardour.
→Эти мысли поддерживали мой дух, пока я неослабным рвением отдавался работе.

My cheek had grown pale with study, and my person had become emaciated with confinement.
→Щеки мои побледнели, а тело исхудало от затворнической жизни.

Sometimes, on the very brink of certainty, I failed; yet still I clung to the hope which the next day or the next hour might realise.
→Бывало, что я терпел неудачу на самом пороге успеха, но продолжал верить, что он может прийти в любой день и час.

One secret which I alone possessed was the hope to which I had dedicated myself;
→Тайна, которой владел я один, стала смыслом моей жизни, и ей я посвятил себя всецело.

and the moon gazed on my midnight labours, while, with unrelaxed and breathless eagerness, I pursued nature to her hiding-places.
→Ночами, при свете месяца, я неутомимо и неустанно выслеживал природу в самых сокровенных ее тайниках.

Who shall conceive the horrors of my secret toil as I dabbled among the unhallowed damps of the grave or tortured the living animal to animate the lifeless clay?
→Как рассказать об ужасах тех ночных бдений, когда я рылся в могильной плесени или терзал живых тварей ради оживления мертвой материи?

My limbs now tremble, and my eyes swim with the remembrance;
→Сейчас при вооспоминании об этом я дрожу всем телом, а глаза мои застилает туман;

but then a resistless and almost frantic impulse urged me forward;
→Сейчас при вооспоминании об этом я дрожу всем телом, а глаза мои застилает туман;

In a solitary chamber, or rather cell, at the top of the house, and separated from all the other apartments by a gallery and staircase, I kept my workshop of filthy creation;
→Свою мастерскую я устроил в уединенной комнате, вернее чердаке, отделенном от всех других помещений галереей и лестницей;

my eyeballs were starting from their sockets in attending to the details of my employment.
→ иные подробности этой работы внушали мне такой ужас, что глаза мои едва не вылезали из орбит.

The dissecting room and the slaughter-house furnished many of my materials; and often did my human nature turn with loathing from my occupation,
→Бойня и анатомический театр поставляли мне большую часть моих материалов; и я часто содрогался от отвращения, whilst, still urged on by an eagerness which perpetually increased, I brought my work near to a conclusion.
→но, подгоняемый все возрастающим нетерпением, все же вел работу к концу.

The summer months passed while I was thus engaged, heart and soul, in one pursuit.
→За этой работой, поглотившей меня целиком, прошло все лето.

It was a most beautiful season; never did the fields bestow a more plentiful harvest or the vines yield a more luxuriant vintage, but my eyes were insensible to the charms of nature.
→В тот год лето стояло прекрасное: никогда поля не приносили более обильной жатвы, а виноградники – лучшего сбора; но красоты природы меня не трогали.

And the same feelings which made me neglect the scenes around me caused me also to forget those friends who were so many miles absent, and whom I had not seen for so long a time.
→Та же одержимость, которая делала меня равнодушным к внешнему миру, заставила меня позабыть и друзей, оставшихся так далеко и не виденных так давно.

I knew my silence disquieted them, and I well remembered the words of my father:
→Я понимал, что мое молчание тревожит их, и помнил слова отца:

“I know that while you are pleased with yourself you will think of us with affection, and we shall hear regularly from you.
→«Знаю, что, пока ты доволен собой, ты будешь вспоминать нас с любовью и писать нам часто.

Winter, spring, and summer passed away during my labours; but I did not watch the blossom or the expanding leaves
→Прошли зима, весна и лето, пока я был занят своими трудами, но я не любовался цветами и свежими листьями,

—sights which before always yielded me supreme delight—so deeply was I engrossed in my occupation.
→прежде всегда меня восхищавшими, – настолько я был поглощен работой.

The leaves of that year had withered before my work drew near to a close, and now every day showed me more plainly how well I had succeeded.
→Листья успели увянуть, прежде чем я ее завершил, и теперь я с каждым днем убеждался в полном своем успехе.

But my enthusiasm was checked by my anxiety, and I appeared rather like one doomed by slavery to toil in the mines, or any other unwholesome trade than an artist occupied by his favourite employment.
→Однако к восторгу примешивалась и тревога, и я больше походил на раба, томящегося в рудниках или ином гиблом месте, чем на творца, занятого любимым делом.

Every night I was oppressed by a slow fever, and I became nervous to a most painful degree;
→По ночам меня лихорадило, а нервы были болезненно напряжены;

the fall of a leaf startled me, and I shunned my fellow creatures as if I had been guilty of a crime.
→я вздрагивал от шороха падающего листа и избегал людей, словно имел на совести преступление.

Sometimes I grew alarmed at the wreck I perceived that I had become;
→Иногда я пугался, видя, что превращаюсь в развалину;

the energy of my purpose alone sustained me:
→меня поддерживало только мое стремление к цели;

my labours would soon end, and I believed that exercise and amusement would then drive away incipient disease;
→ труд мой подвигался к концу, и я надеялся, что прогулки и развлечения предотвратят начинавшуюся болезнь;

and I promised myself both of these when my creation should be complete.
→все это я обещал себе, как только работа будет окончена.



- V -

It was on a dreary night of November that I beheld the accomplishment of my toils.
→Однажды ненастной ноябрьской ночью я узрел завершение моих трудов.

With an anxiety that almost amounted to agony, I collected the instruments of life around me, that I might infuse a spark of being into the lifeless thing that lay at my feet.
→ С мучительным волнением я собрал все необходимое, чтобы зажечь жизнь в бесчувственном создании, лежавшем у моих ног.

It was already one in the morning; the rain pattered dismally against the panes, and my candle was nearly burnt out, when, by the glimmer of the half-extinguished light, I saw the dull yellow eye of the creature open;
→Был час пополуночи; дождь уныло стучал в оконное стекло; свеча почти догорела; и вот при ее неверном свете я увидел, как открылись тусклые желтью глаза;

it breathed hard, and a convulsive motion agitated its limbs.
→ существо начало дышать и судорожно подергиваться.

How can I describe my emotions at this catastrophe, or how delineate the wretch whom with such infinite pains and care I had endeavoured to form?
→Как описать мои чувства при этом ужасном зрелище, как изобразить несчастного, созданного мною с таким неимоверным трудом?

His limbs were in proportion, and I had selected his features as beautiful.
→А между тем члены его были соразмерны, и я подобрал для него красивые черты.

Beautiful! Great God! His yellow skin scarcely covered the work of muscles and arteries beneath; his hair was of a lustrous black, and flowing; his teeth of a pearly whiteness;
→Красивые – Боже великий! Желтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были черные, блестящие и длинные, а зубы белые как жемчуг;

but these luxuriances only formed a more horrid contrast with his watery eyes, that seemed almost of the same colour as the dun-white sockets in which they were set, his shrivelled complexion and straight black lips.
→ но тем страшнее был их контраст с водянистыми глазами, почти неотличимыми по цвету от глазниц, с сухой кожей и узкой прорезью черного рта.

The different accidents of life are not so changeable as the feelings of human nature.
→Нет в жизни ничего переменчивее наших чувств.

I had worked hard for nearly two years, for the sole purpose of infusing life into an inanimate body.
→Почти два года я трудился с единственной целью – вдохнуть жизнь в бездыханное тело.

For this I had deprived myself of rest and health.
→Ради этого я лишил себя покоя и здоровья.

I had desired it with an ardour that far exceeded moderation; but now that I had finished, the beauty of the dream vanished, and breathless horror and disgust filled my heart.
→Я желал этого с исступленной страстью; а теперь, когда я окончил свой труд, вся прелесть мечты исчезла, и сердце мое наполнилось несказанным ужасом и отвращением.

Unable to endure the aspect of the being I had created, I rushed out of the room and continued a long time traversing my bed-chamber, unable to compose my mind to sleep.
→Не в силах вынести вида своего творения, я кинулся вон из комнаты и долго шагал по своей спальне, чувствуя, что не смогу заснуть. At length lassitude succeeded to the tumult I had before endured, and I threw myself on the bed in my clothes, endeavouring to seek a few moments of forgetfulness.
→Наконец мое волнение сменилось усталостью, и я, одетый, бросился на постель, надеясь ненадолго забыться.

But it was in vain; I slept, indeed, but I was disturbed by the wildest dreams.
→Но напрасно; мне, правда, удалось заснуть, но я увидел во сне кошмар:

I thought I saw Elizabeth, in the bloom of health, walking in the streets of Ingolstadt.
→прекрасная и цветущая Элизабет шла по лице Ингольштадта.

Delighted and surprised, I embraced her, but as I imprinted the first kiss on her lips, they became livid with the hue of death;
→Я в восхищении обнял ее, но едва успел запечатлеть поцелуй на ее губах, как они помертвели,

her features appeared to change, and I thought that I held the corpse of my dead mother in my arms;
→черты ее изменились, и вот уже я держу в объятиях труп моей матери;

a shroud enveloped her form, and I saw the grave-worms crawling in the folds of the flannel.
→ тело ее окутано саваном, и в его складках копошатся могильные черви.

I started from my sleep with horror; a cold dew covered my forehead, my teeth chattered, and every limb became convulsed;
→Я в ужасе проснулся, на лбу у меня выступил холодный пот, зубы стучали, и все тело свела судорога;

when, by the dim and yellow light of the moon, as it forced its way through the window shutters, I beheld the wretch—the miserable monster whom I had created.
→ и тут в мутном желтом свете луны, пробивавшемся сквозь ставни, я увидел гнусного урода, сотворенного мной.

He held up the curtain of the bed; and his eyes, if eyes they may be called, were fixed on me.
→ Он приподнял полог кровати; глаза его, если можно назвать их глазами, были устремлены на меня.

His jaws opened, and he muttered some inarticulate sounds, while a grin wrinkled his cheeks.
→Челюсти его двигались, и он издавал непонятные звуки, растягивая рот в улыбку.

He might have spoken, but I did not hear; one hand was stretched out, seemingly to detain me, but I escaped and rushed downstairs.
→Он, кажется, говорил, но я не слышал; он протянул руку, словно удерживал меня, но я вырвался и побежал вниз по лестнице.

I took refuge in the courtyard belonging to the house which I inhabited, where I remained during the rest of the night, walking up and down in the greatest agitation, listening attentively, catching and fearing each sound as if it were to announce the approach of the demoniacal corpse to which I had so miserably given life.
→Я укрылся во дворе нашего дома и там провел остаток ночи, расхаживая взад и вперед в сильнейшем волнении, настораживая слух и пугаясь каждого звука, словно возвещавшего приближение отвратительного существа, в которое я вдохнул жизнь.

Oh! No mortal could support the horror of that countenance.
→На него невозможно было смотреть без содрогания.

A mummy again endued with animation could not be so hideous as that wretch.
→Никакая мумия, возвращенная к жизни, не могла быть ужаснее этого чудовища.

I had gazed on him while unfinished; he was ugly then, but when those muscles and joints were rendered capable of motion, it became a thing such as even Dante could not have conceived.
→Я видел свое творение неоконченным; оно и тогда было уродливо; но когда его суставы и мускулы пришли в движение, получилось нечто более страшное, чем все вымыслы Данте.

I passed the night wretchedly.
→Я провел ужасную ночь.

Sometimes my pulse beat so quickly and hardly that I felt the palpitation of every artery; at others, I nearly sank to the ground through languor and extreme weakness.
→Временами пульс мой бился так быстро и сильно, что я ощущал его в каждой артерии, а порой я готов был упасть от слабости. Mingled with this horror, I felt the bitterness of disappointment;
→К моему ужасу примешивалась горечь разочарования; dreams that had been my food and pleasant rest for so long a space were now become a hell to me;
→то, о чем я так долго мечтал, теперь превратилось в мучение;

and the change was so rapid, the overthrow so complete!
→и как внезапна и непоправима была эта перемена!

Morning, dismal and wet, at length dawned and discovered to my sleepless and aching eyes the church of Ingolstadt, its white steeple and clock, which indicated the sixth hour.
→Наконец забрезжил день, угрюмый и ненастный, и моим глазам, воспаленным от бессонницы, предстала ингольштадтская церковь с белым шпилем и часами, которые показывали шесть.

The porter opened the gates of the court, which had that night been my asylum,
→Привратник открыл ворота двора, служившего мне в ту ночь прибежищем;

and I issued into the streets, pacing them with quick steps, as if I sought to avoid the wretch whom I feared every turning of the street would present to my view.
→я вышел на улицу и быстро зашагал, спешно желая избежать встречи, которой боялся на каждом повороте.

I did not dare return to the apartment which I inhabited, but felt impelled to hurry on, although drenched by the rain which poured from a black and comfortless sky.
→Я не решался вернуться к себе на квартиру; что-то гнало меня вперед, хотя я насквозь промок от дожди, лившего с мрачного черного неба.

I continued walking in this manner for some time, endeavouring by bodily exercise to ease the load that weighed upon my mind.
→Так я шел некоторое время, стремясь усиленным физическим движением облегчить душевную муку.

I traversed the streets without any clear conception of where I was or what I was doing.
→Я проходил по улицам, не отдавая себе ясного отчета, где я и что делаю.

My heart palpitated in the sickness of fear, and I hurried on with irregular steps, not daring to look about me:
→Сердце мое трепетало от мучительного страха, и я шагал неровным шагом, не смея оглянуться назад.

Like one who, on a lonely road, Doth walk in fear and dread, And, having once turned round, walks on, And turns no more his head; Because he knows a frightful fiend Doth close behind him tread.

Continuing thus, I came at length opposite to the inn at which the various diligences and carriages usually stopped.
→Незаметно я дошел до постоялого двора, куда обычно приезжали дилижансы я кареты.

Here I paused, I knew not why;
→Здесь я остановился, сам не зная зачем,

but I remained some minutes with my eyes fixed on a coach that was coming towards me from the other end of the street. As it drew nearer I observed that it was the Swiss diligence;
→и несколько минут смотрел на почтовую карету, показавшуюся в другом конце улицы. Когда она приблизилась, я увидел, что это был швейцарский дилижанс; it stopped just where I was standing, and on the door being opened, I perceived Henry Clerval, who, on seeing me, instantly sprung out.
→он остановился прямо подле меня, дверцы открылись, и появился Анри Клерваль, который, завидя меня, тотчас выскочил из экипажа.

“My dear Frankenstein,” exclaimed he, “how glad I am to see you! How fortunate that you should be here at the very moment of my alighting!”
→«Милый Франкенштейн,– воскликнул он, – как я рад тебя видеть! Как удачно, что ты оказался здесь к моему приезду».

Nothing could equal my delight on seeing Clerval;
→Ничто не могло сравниться с моей радостью при виде Клерваля;

his presence brought back to my thoughts my father, Elizabeth, and all those scenes of home so dear to my recollection.
→его появление напомнило мне об отце, Элизабет и милых радостях домашнего очага.

I grasped his hand, and in a moment forgot my horror and misfortune; I felt suddenly, and for the first time during many months, calm and serene joy.
→ Я сжал его руку и тотчас забыл свой ужас и свою беду, – впервые за много месяцев я ощутил светлую и безмятежную радость.

I welcomed my friend, therefore, in the most cordial manner, and we walked towards my college.
→Я сердечно приветствовал своего друга, и мы вместе направились к моему колледжу.

Clerval continued talking for some time about our mutual friends and his own good fortune in being permitted to come to Ingolstadt.
→Клерваль рассказывал о наших общих друзьях и радовался, что ему разрешили приехать в Ингольштадт.

“You may easily believe,” said he, “how great was the difficulty to persuade my father that all necessary knowledge was not comprised in the noble art of book-keeping;
→– Ты можешь себе представить, – сказал он, – как трудно было убедить моего отца, что не все нужные человеку знания заключены в благородном искусстве бухгалтерии;

and, indeed, I believe I left him incredulous to the last, for his constant answer to my unwearied entreaties was the same as that of the Dutch schoolmaster in The Vicar of Wakefield:
→думаю, что он так и не поверил мне до конца, ибо на мои неустанные просьбы каждый раз отвечал то же, что голландский учитель в «Векфильдском священнике»:

‘I have ten thousand florins a year without Greek, I eat heartily without Greek.’
→«Мне платят десять тысяч флоринов в год – без греческого языка; я ем-пью без всякого греческого языка».

But his affection for me at length overcame his dislike of learning, and he has permitted me to undertake a voyage of discovery to the land of knowledge.”
→Однако его любовь ко мне все же преодолела нелюбовь к наукам, и он разрешал мне предпринять путешествие в страну знания.

“It gives me the greatest delight to see you; but tell me how you left my father, brothers, and Elizabeth.”
→– Я безмерно рад тебя видеть, но скажи мне, как поживает мой отец, братья н Элизабет?

“Very well, and very happy, only a little uneasy that they hear from you so seldom.
→– Они здоровы, и все у них благополучно; их только беспокоит, что ты так редко им пишешь.

By the by, I mean to lecture you a little upon their account myself.
→Кстати, я сам хотел пробрать тебя за это.

But, my dear Frankenstein,” continued he, stopping short and gazing full in my face, “I did not before remark how very ill you appear; so thin and pale;
→Но, дорогой мой Франкенштейн, – прибавил он, внезапно останавливаясь и вглядываясь в мое лицо, – я только сейчас заметил, что у тебя совершенно больной вид;

you look as if you had been watching for several nights.”
→ ты худ и бледен и выглядишь так, точно не спал несколько ночей.

“You have guessed right; I have lately been so deeply engaged in one occupation that I have not allowed myself sufficient rest, as you see;
→– Ты угадал. Я очень усердно занимался одним делом и мало отдыхал, как видишь;

but I hope, I sincerely hope, that all these employments are now at an end and that I am at length free.”
→но я надеюсь, что теперь с этим покончено и я свободен.

I trembled excessively; I could not endure to think of, and far less to allude to, the occurrences of the preceding night.
→Я весь дрожал; я не мог даже подумать, не то что рассказывать, о событиях минувшей ночи.

I walked with a quick pace, and we soon arrived at my college.
→Я прибавил шагу, и мы скоро пришли к моему колледжу.

I then reflected, and the thought made me shiver, that the creature whom I had left in my apartment might still be there, alive and walking about.
→Тут я сообразил – и мысль эта заставила меня содрогнуться, – что существо, оставшееся у меня на квартире, могло быть еще там.

I dreaded to behold this monster, but I feared still more that Henry should see him.
→Я боялся увидеть чудовище, но еще больше боялся, что его может увидеть Анри.

Entreating him, therefore, to remain a few minutes at the bottom of the stairs, I darted up towards my own room.
→ Попросив его подождать несколько минут внизу, я быстро взбежал по лестнице.

My hand was already on the lock of the door before I recollected myself. I then paused, and a cold shivering came over me.
→Моя рука потянулась уже к ручке двери, и только тут я опомнился. Я медлил войти; холодная дрожь пронизывала меня с головы до ног.

I threw the door forcibly open, as children are accustomed to do when they expect a spectre to stand in waiting for them on the other side;
→Потом я резко распахнул дверь, как делают дети, ожидая увидеть привидение;

but nothing appeared.
→за дверью никого не было.

I stepped fearfully in: the apartment was empty, and my bedroom was also freed from its hideous guest.
→ Я со страхом вошел в комнату, но она была пуста; ужасного гостя не было и в спальне. I could hardly believe that so great a good fortune could have befallen me,
→Я едва решался верить такому счастью,

but when I became assured that my enemy had indeed fled, I clapped my hands for joy and ran down to Clerval.
→но когда убедился, что мой враг действительно исчез, я радостно всплеснул руками и побежал за Клервалем.

We ascended into my room, and the servant presently brought breakfast;
→Мы поднялись ко мне в комнату, и скоро с луга принес туда завтрак;

but I was unable to contain myself.
→я не мог сдерживать свою радость.

It was not joy only that possessed me; I felt my flesh tingle with excess of sensitiveness, and my pulse beat rapidly.
→ Да это и не было просто радостью – все мое тело трепетало от возбуждения, и пульс бился как бешеный.

I was unable to remain for a single instant in the same place; I jumped over the chairs, clapped my hands, and laughed aloud.
→ Я ни минуты ни мог оставаться на месте; я перепрыгивал через стулья, хлопал в ладоши и громко хохотал.

Clerval at first attributed my unusual spirits to joy on his arrival,
→Клерваль сперва приписывал мое оживление радости нашего свидания,

but when he observed me more attentively, he saw a wildness in my eyes for which he could not account, and my loud, unrestrained, heartless laughter frightened and astonished him.
→ но, вглядевшись в меня внимательней, он заметил в моих глазах дикие искры безумия, а мой неудержимый, истерический хохот удивил и испугал его.

“My dear Victor,” cried he, “what, for God’s sake, is the matter?
→– Милый Виктор, – воскликнул он, – скажи, ради Бога, что случилось? Do not laugh in that manner. How ill you are! What is the cause of all this?”
→Не смейся так. Ведь ты болен. Что за причина всего этого?

“Do not ask me,” cried I, putting my hands before my eyes, for I thought I saw the dreaded spectre glide into the room;
→– Не спрашивай, – вскричал я, закрывая глаза руками, ибо мне почудилось, что страшное существо проскользнуло в комнату,

“he can tell. Oh, save me! Save me!”
→– он может рассказать… О, спаси меня, спаси!

I imagined that the monster seized me; I struggled furiously and fell down in a fit.
→– Мне показалось, что чудовище схватило меня, и стал бешено отбиваться и в судорогах упал на пол.

Poor Clerval! What must have been his feelings?
→Бедный Клерваль! Что он должен был почувствовать!

A meeting, which he anticipated with such joy, so strangely turned to bitterness.
→ Встреча, которой он ждал с такой радостью, обернулась бедой.

But I was not the witness of his grief, for I was lifeless and did not recover my senses for a long, long time.
→Но я ничего этого не сознавал. Я был без памяти, и прошло много времени, прежде чем я пришел в себя.

This was the commencement of a nervous fever which confined me for several months.
→Durant tout ce temps, Henry seul me soigna.

During all that time Henry was my only nurse.
→ Все это время Клерваль был единственной моей сиделкой. I afterwards learned that, knowing my father’s advanced age and unfitness for so long a journey, and how wretched my sickness would make Elizabeth, he spared them this grief by concealing the extent of my disorder.
→ Я узнал впоследствии, что он, щадя старость моего отца, которому долгая дорога была бы не под силу, и зная, как моя болезнь огорчит Элизабет, скрыл от них серьезность моего положения.

He knew that I could not have a more kind and attentive nurse than himself; and, firm in the hope he felt of my recovery, he did not doubt that, instead of doing harm, he performed the kindest action that he could towards them.
→Он знал, что никто не сумеет ухаживать за мной внимательнее, чем он, и, твердо надеясь на мое выздоровление, не сомневался, что поступает по отношению к ним наилучшим образом.

But I was in reality very ill, and surely nothing but the unbounded and unremitting attentions of my friend could have restored me to life.
→В действительности же я был очень болен, и ничто, кроме неуставной самоотверженной заботы моего друга, не могло бы вернуть меня к жизни.

The form of the monster on whom I had bestowed existence was for ever before my eyes, and I raved incessantly concerning him.
→Мне все время мерещилось сотворенное мною чудовище, и я без умолку им бредил.

Doubtless my words surprised Henry; he at first believed them to be the wanderings of my disturbed imagination, but the pertinacity with which I continually recurred to the same subject persuaded him that my disorder indeed owed its origin to some uncommon and terrible event.
→ Мои слова, несомненно, удивляли Анри; сперва он счел их за бессмысленный бред; но упорство, с каким я возвращался все к той же теме, убедило его, что причиной моей болезни явилось некое страшное и необычайное событие.

By very slow degrees, and with frequent relapses that alarmed and grieved my friend, I recovered.
→Я поправлялся очень медленно – не раз повторные вспышки болезни пугали и огорчали моего друга.

I remember the first time I became capable of observing outward objects with any kind of pleasure, I perceived that the fallen leaves had disappeared and that the young buds were shooting forth from the trees that shaded my window.
→Помню, когда я впервые смог с удовольствием оглядеться вокруг, я заметил, что на деревьях, осенявших мое окно, вместо осенних листьев были молодые побеги.

It was a divine spring, and the season contributed greatly to my convalescence.
→Весна в тот год стояла волшебная, и это немало помогло моему выздоровлению.

I felt also sentiments of joy and affection revive in my bosom; my gloom disappeared, and in a short time I became as cheerful as before I was attacked by the fatal passion.
→ Я чувствовал, что и в моей груди возрождаются любовь и радость; моя мрачность исчезла, и скоро я был так же весел, как в те времена, когда я еще не знал роковой страсти.

“Dearest Clerval,” exclaimed I, “how kind, how very good you are to me. This whole winter, instead of being spent in study, as you promised yourself, has been consumed in my sick room.
→– Дорогой мой Клерваль, – воскликнул я, – ты бесконечно добр ко мне! Ты собирался всю зиму заниматься, а вместо этого просидел у постели больного.

How shall I ever repay you?
→Чем смогу я отблагодарить тебя?

I feel the greatest remorse for the disappointment of which I have been the occasion, but you will forgive me.”
→Я горько корю себя за все, что причинил тебе; но ты меня простишь.

“You will repay me entirely if you do not discompose yourself, but get well as fast as you can;
→– Ты полностью отблагодаришь меня, если не будешь ни о чем тревожиться и постараешься поскорей поправиться;

and since you appear in such good spirits, I may speak to you on one subject, may I not?” I trembled.
→и раз ты так хорошо настроен, можно мне кое о чем поговорить с тобой? Я вздрогнул.

One subject! What could it be? Could he allude to an object on whom I dared not even think?
→Поговорить? Неужели он имел в виду то, о чем я не решался даже подумать?

“Compose yourself,” said Clerval, who observed my change of colour,
→– Успокойся, – сказал Клерваль, заметив, что я переменился в лице,

“I will not mention it if it agitates you; but your father and cousin would be very happy if they received a letter from you in your own handwriting.
→ – я не собираюсь касаться того, что тебя волнует. Я только хотел сказать, что твой отец и кузина будут очень рады получить письмо, написанное твоей рукой.

They hardly know how ill you have been and are uneasy at your long silence.”
→Они не знают, как тяжело ты болел, и потревожены твоим долгам молчанием.

“Is that all, my dear Henry?
→– И это все, милый Анри?

How could you suppose that my first thought would not fly towards those dear, dear friends whom I love and who are so deserving of my love?”
→Как мог ты подумать, что моей первой мыслью не будет мысль о дорогих и близких людях, таких любимых и таких достойных любви.

“If this is your present temper, my friend, you will perhaps be glad to see a letter that has been lying here some days for you;
→– Если так, друг мой, ты, наверное, обрадуешься письму, которое уже несколько дней тебя ожидает.

it is from your cousin, I believe.”
→Кажется, оно от твоей кузины.